ОДНА КНИГА – ДВА МНЕНИЯ
Прилепин, Захар, Патологии: Роман. – М.: Ад Маргинем, 2006. – 352 с.
Алексей ВЛАДИМИРОВ
I. Захар Прилепин становится знаменитым. С ним даже Путин встречался. По признанию президента, Прилепин был первым нацболом, которого Путин видел вблизи. Видеть-то видел, но вряд ли читал. А ведь «Патологии» о том, как люди неумело, но настойчиво мочат друг друга в сортире.
На обложке книги написано, что она отвратительна, а точнее – тошнотворна. Можно добавить, что не более тошнотворна, чем наша жизнь.
Вначале солдаты методично уничтожают чеченцев, среди которых, временами, попадаются боевики. Потом чеченцы методично уничтожают солдат. Прилепин хорошо знает, как это происходило. Он там был.
Книга – о крови. В ней много запахов, еще больше сентиментальности. И паталогической серьезности. Иногда, ни с того ни с сего, вылезают книжные обороты. Но потом их смывает горячая кровь. Море крови, на дне которого – любовь. Главный герой захлебывается в этой любви. Он хочет жить, но безоружен перед жизнью. Автомат не в счет.
Если любознательному иностранцу потребуется узнать что-нибудь настоящее о современной России, то «Патологии» - самая подходящая книга. Российскому читателю правда нужна меньше. Поэтому наш читатель предпочитает что-нибудь легкое, высосанное из пальца. Не то что чтобы не думать, но даже не чувствовать. Это паталогическое состояние, из которого Прилепин, кажется, хочет читателей вывести. У него ничего не получится. Однако хуже от этого его книги не станут.
Боря БУГАЕВ
II. Название книги поначалу несколько сбивает с толку. Попахивает психиатрией. Какие такие «патологии»? Ведь речь вроде о войне, причем Чеченской. Война – это, конечно, противоестественно, но кому-то и «мать родна», что автор и демонстрирует в соем романе. К тому же существуют целая традиция военной прозы, начиная с Льва Толстого. Если речь идет о констатации «обыкновенной жестокости», то здесь Захар Прилепин явно не первопроходец. Достаточно вспомнить Шолохова с его описаниями казачьих «зверств», или русскую прозу 20-х годов о гражданской междоусобице. Не говоря уже о Константине Воробьеве с его воняющей развороченными кишками истиной. Впрочем, вчитываясь в прилепинский текст, начинаешь понимать, что вовсе не банальность убийства, не факторы ненависти и страха являются отклонением от нормы, а как раз, наоборот, мирная жизнь, которая вроде как должна контрастировать с теми ужасами, которые показаны глазами невротичного спецназовца, не чуждого поэзии.
Впрочем, этот текст можно понять и так, и эдак.
Лирический герой с каким-то почти болезненным наслаждением описывает, как пули уродуют и убивают людей, минуту назад пивших пиво и куривших сигареты. Только что были людьми, и вот уже трупы. Солдаты неправедной войны, пригнанные на бойню и расстрелянные и добитые в упор, без одежды, опаленные огнем, с отрезанными ушами. Он подробно, в деталях, рассказывает о том, что фиксирует зрением и сознанием. И образы смерти, отвратительные, тошнотворные, шокирующие, напоминают о бренности жизни, особенно на ее краю, в осажденном боевиками Грозном.
Иной план «патологий» открывается в воспоминаниях героя. Каждый день рискуя собой, он постоянно возвращается назад, в свою безумную страсть к девушке Даше. И вот тут повествователь зачем-то открывает читателю подлинный мир душевных извращений. Его персонаж, понятно дело, не мужланистый «отморозок» одной извилиной в мозгу, а поэт в своем роде, но и превращение спецназовца в некоего пациента доктора Фрейда выглядит несколько вызывающе. Сходя с ума от ревности, спецназовец носится по коридорам прошлого, выискивая капли спермы воображаемых соперников и высматривая чужие пенисы в мужских туалетах.
Короче, персонаж Прилепина – это некий парадоксальный «Я, Эдичка», попавший в Чечню. И если даже его мирный опыт настолько травматичен, что, по сути, невыносим, то что можно сказать о войне?
«Городская газета»